Сириус Блэк много курил. И все к этому привыкли. Откровенно говоря, во всей этой войне, его друзья радовались. Он курит. Он жив. Что, как не запах дорогих магловских сигарет возвещал о том, что Сириус Орион вернулся с опасного задания? Ведь именно его чувствовали орденцы, когда вдруг посреди ночи распахивалась дверь от удара ноги, обутой в тяжелый ботинок. И знали – живой. И вздыхали. Глубоко и облегченно.
Сириус Блэк много пил. Нет, он не уходил в запои. Не страдал от тяжелого похмелья в серые утренние часы. Он просто приходил и залпом выпивал полупустую бутылку огневиски, половину которой до этого прикончил Джеймс. И так было каждый день. Но ведь он пил это чертово огневиски. И смеялся лающим смехом на неодобрительный взгляд Лили Поттер, которая качала головой, наблюдая, как крестный ее сына устало трет ладонями лицо.
А еще у Сириуса Блэка была душа. И заключалась она в одном человеке.
Марлин МакКиннон ненавидела сигареты. От их запаха ее мутило, а дым вызывал стойкое отвращение. Но когда ранним утром Сириус Блэк закуривал длинную сероватую палочку, она молчала, вдыхая ненавистный терпкий дым, и зябко куталась в бежевую простыню. Она могла часами смотреть на молодого человека, фигура которого отчетливого прорисовывалось на фоне алого рассвета.
В такие рассветы он обязательно говорил – «Сегодня ночью лилась кровь». И Марлин закусывала губу, вспоминая, как ее ногти царапали его спину и Блэк рычал, кусая ее плечо. Сегодня ночью лилась кровь.
Марлин МакКиннон страдала острой аллергией на спиртное. Пила его только в самых малых количествах, и то редко, в самые стоящие моменты. Но когда Сириус Блэк подносил ей стакан огневиски, она, даже не морщась, выпивала его. Молча. И, ощущая, как слезы наворачиваются на глаза, она понимала, что вот вот он присядет перед ней на корточках и прижмет к себе, вдыхая аромат запутанных каштановых волос.
У Марлин МакКиннон было сердце. И оно хранилось у одного человека.
Сириус Блэк любил смеяться. Хотя свежие газетные вырезки, наклеенные прямо на дверце холодильника, не давали повода для смеха, юноша всегда сам находил его. И глядя на усталые, но пронизанные весельем глаза Джеймса, слушая счастливое агуканье Гарри, он понимал, что смех спасает его. И всегда спасет.
Сириус Блэк любил говорить. Но сейчас он чаще молчал, хмуро смотря на пляску огня в старом камине. Аристократические пальцы сжимали подлокотники кресла, а темноволосая девушка лежала прямо на голом полу, рассматривая трещины в потолке.
И Сириус Блэк не знал, надолго ли хватит всего этого.
Марлин МакКиннон любила смотреть на звезды после дождя. Когда тучи уже расступились, но казалось, что вот-вот новая волна холодной воды упадет на город.
В такие ночи она обязательно говорила – «Звезды плачут. И ты тоже плачешь, Блэк». А тот самый Блэк только усмехался и закуривал длинную сигарету, наблюдая, как клубы дыма растворяются под потолком. И ты тоже плачешь.
Она ушла октябрьской ночью, и лил дождь. В этот вечер играла музыка и Орден был до ужаса расслаблен. А потом небо сверкнуло, озарилось яркой вспышкой, и ледяная вода хлынула на застывший Лондон.
Он нашел ее в квартире, на полу, залитым алым океаном. Огонь танцевал на стенах – квартира горела, и она горела, и он горел. И стоял. Стоял. А потом кричал, когда дождь смывал с ее лица кровь, когда гарь сползала с белых рук, а за спиной был огонь. И кричал, срывая голос, бил руками о землю и прижимал к себе хрупкое тело, которое раньше так боялся сломать. Хрупкие пальцы, шея, позвонки, острые скулы и пухлые, сейчас такие неестественно белые губы. А глаза – глаза цвета серого туманного утра, в которое они просыпались после очередной ночи.
Сириус Блэк много курил. Дымил всегда и везде. Дома, на заданиях, в штабе, в пабе.
А еще он плакал.
«Звезды плачут, Блэк. И ты тоже плачешь.»